|
 На главную страницу сайта |
Когда заходит речь о жителях первобытного Хаджибея, событиях, произошедших непосредственно после взятия крепости Ени-Дунья, самых ранних предприятиях местного общепита, непременно упоминается кофейня Аспориди. Широкую рекламу этот эпизод, иллюстрирующий давний экзотический быт, получил, конечно, благодаря "Старой Одессе" Александра Михайловича де Рибаса. "Велико же было удивление грека Симона Аспориди, — пишет он, — когда 14-го сентября (1789 года, — О. Г.) к нему в кофейню вошли вместо турков генерал де Рибас, а за ним блестящая свита русских офицеров (...) Аспориди вынес из своих погребов лучшее кипрское вино и душистую мастику для офицеров. А для солдат выкатил на площадь бочонок водки. И пошло веселье". Полагаю, солдатики сами выкатили столько, сколько нашли нужным, без всякой оглядки на хозяина и согласования с ним, но давайте обратимся к фактам.
В солидном фолианте, изданном муниципалитетом к 100-летию Одессы и, разумеется, значительно более научном, нежели основательно ретуширующие реальную историю очерки упоминавшегося бытописателя, по поводу этой кофейни сообщается следующее. Некий Аспориди содержал в турецком Хаджибее пекарню, совмещенную с кофейней, а затем передал дело своему сыну Симону Аспориди. И далее: "В кофейне можно было иметь и горячую пищу. Эта кофейня долго была центральным пунктом Хаджибея, местом рассказов новостей; находилась она недалеко от гавани, приблизительно на дворе нынешнего дома Меля на углу Дерибасовской и Ришельевской улиц". Относительно судьбы владельца сделано уточнение: "Некоторые из бежавших обывателей Хаджибея затем вернулись в него (в том числе и Аспориди, открывший свою кофейню, охотно посещавшуюся русскими офицерами) и так же, как и окрестные жители, принялись за свои обычные занятия".
Но если Аспориди сначала бежал прочь из опаленного штурмом Хаджибея, а потом в него вернулся, то уж точно никак не мог принимать в своем заведении "де Рибаса
и блестящую свиту русских офицеров", а тем паче потрафлять нижним чинам 14 сентября 1789 года.
Вопреки этим очевидным соображениям сюжет о праз-дновании хаджибейской виктории в греческой кофейне и по вполне определенному адресу: Дерибасовская, 10 — прочно утвердился в общественном сознании и охотно тиражируется во всех краеведческих изданиях, путеводителях и проч.
На самом же деле все было, мягко говоря, не совсем так.
Откуда же вообще появилась оная информация? На основании каких первоисточников?
Суть в том, что в канун 100-летия взятия Хаджибея интерес к истории и предыстории Одессы заметно возрос, в местной периодике появился ряд любопытных сообщений регионально-исторического характера, конспектировались мемуары старожилов, обнаруживались разного рода документы в приватных и государственных архивах, частных собраниях коллекционеров. (Между прочим, зашла речь и об установке мемориальной колонны в память штурма Ени-Дуньи, которая по некоторым причинам так и не была осуществлена. Кстати говоря, автором эскиза колонны, отобранного городской управой, был Ю.М. Дмитренко, который совместно с Б.В. Эдуардсом позднее воплотил означенную идею в монументе основателям Одессы — его обычно именуют памятником Екатерине II.) В числе самых активных собирателей новых сведений о Хаджибее был в ту пору и историк В.А. Яковлев, оставивший ряд небезынтересных публикаций.
Каким-то образом в поле зрения Яковлева оказалось и несколько старых архивных дел, вероятно, списанных и оказавшихся в частных руках. В том числе здесь было прошение одесского гражданина грека Симона Аспориди, датированное 9 сентября 1815 года и засвидетельствованное в Одесском коммерческом суде, на имя херсонского военного губернатора. Оговоримся тотчас же, что в греческой огласовке правильнее — Аспоридис. Так вот, Симон во всех подробностях излагает историю семейного бизнеса, от процветания до краха. Аспоридис, по его собственным словам, возобновил свою торговлю через пять дней после взятия Хаджибея, то есть, выходит, только 19 сентября. Кофейня и жилище его в предшествующие дни были под горячую руку разграблены, и он лишился не только имущества, но даже впечатлительного кухаря, улизнувшего от военных потрясений аж на Кубань. Но когда он открыл "КАФЕНЕ" (от греческого "О КАФЕНЕС", то есть кофейня), то действительно почтен был приходом де Рибаса "со многими офицерами и иными чинами, от коих удостоен такожде многой ласке и милости", "вознагражден по червонному и дукату за питие кофею".
А далее оказывается, что Аспоридис "до сего дни сего своего дела не покидает", то есть продолжает содержать кофейню с пекарней. По его заявлению, де Рибас даровал ему землю, на которой покойный отец Симона "за неверными еще имел торговлю", каменный дом, магазин и пекарню. Он же, старший Аспоридис, "многих греков, а такожде и иных наций людей под российскую державу склонял и до подданства приводил с немалою для своей торговли помехою". Прошение заключается следующим пассажем: "По случаю великого несчастья, сей город постигшего и меня, как прочих граждан (чума 1812 года, — О. Г.), в многие бедствия и в крайность приведенного (...) прошу Ваше Сиятельство об отеческой помощи, могущей вывести меня из бедственного моего положения для продолжения моей торговли, для поддержания моего семейства". В числе заверителей подписи Аспоридиса — будущий городской голова Д.С. Инглези.
Аспоридис упоминается и в чудом уцелевшем документе 1795 года списанного и уничтоженного архива Одесского комендантского управления. Это обширное, на 114 листах, дело начато по жалобе Аспоридиса о возвращении принадлежавшего ему места на Военном форштадте № 65, отданного другому лицу, а именно греку Панаиоту Кутеску. Как пишет В.А. Яковлев, из этих документов ясно не видно результата. Помимо прошения Аспоридиса здесь имеется предложение инженер-капитана Федора Кайзера, непосредственно отвечавшего за раздачу мест, назначить Аспоридису два других участка взамен полученного Кутеску. Однако очевидно, что Симон отказался от подобного обмена и вернул отеческое место, ибо в цитировавшемся выше прошении 1815 года прямо сказано: "Его Превосходительства г. адмирала милостью и защитою подаренный землею местом, из коей упокоенный отец мой за неверными еще имел торговлю".
На каком основании кофейня Аспоридиса локализуется по адресу: Дерибасовская, № 10? По сообщениям старожилов, записанным историком К.Н. Смольяниновым в самом начале 1850-х, "местом сборища, рассказов, новостей и центром тогдашней деятельности находившихся в Хаджибее турков и татар была кофейня, существовавшая на углу нынешней Ришельевской улицы, во дворе дома, прежде принадлежавшего г. Рено (теперь — г. Мелю). Неподалеку от нее росло грушевое дерево, в недавнее еще время напоминавшее нашим старожилам о знакомой им кофейне". Анализируя ряд других текстов, в том числе — литературных, В.А. Яковлев задается вопросами, не отождествляются ли упоминаемые в них расположенные в этом районе греческие кофейни с заведением Симона Аспоридиса и мог ли он или члены его семьи владеть им в 1820 — 1840-е годы?
Хранящиеся в Государственном архиве Одесской области акцизные дела о содержателях рестораций, кофеен, харчевен, трактиров, гостиниц, казино и танцевальных собраний 1820-х годов, мною тщательно изученные, свидетельствуют о том, что Аспоридис в это время оным бизнесом уже не занимался и едва ли был жив. Это совершенно очевидно, ибо мы имеем полные реестры адресов и владельцев всех трактирных заведений за несколько лет кряду. Архивные дела Одесского коммерческого суда интересующего нас периода подачи Аспоридисом цитированного прошения (книги купчих крепостей и т. п. 1815-го и несколько ранее) не сохранились: я проверял по описям.
Что до путаницы с кофейнями — тут все вполне объяснимо. Дело в том, что на легендарном перекрестке Дерибасовской и Ришельевской в первой половине позапрошлого столетия находилось сразу несколько почти одинаковых заведений типа кафе, активно посещавшихся коммерсантами, биржевыми маклерами, шкиперами, разного рода факторами: в доме Портнова (Ришельевская, № 5), в доме Рено (Дерибасовская, № 10) и в доме Кирико (Дерибасовская, № 12). Мало того, в 1820-е годы на квартале Ришельевской между Дерибасовской и Ланжероновской помещалось еще несколько подобных заведений, сменивших немало содержателей (Мишель, Иванович, Баролли, Монтоверди, Лемме, Стефан, Новак и др.). Того же рода заведения функционировали в домах дворянина Андреянского и графини Ржевуской, на пересечении Ришельевской и Греческой. Вот и возникла накладка.
А теперь пришло время показать, где на самом деле локализуется то самое "КАФЕНЕ" Симона Аспоридиса, каковое реально адмирал де Рибас со свитой посетили 19 сентября 1789 года. Как было четко и однозначно сказано в архивном документе, отцовский участок Аспоридиса — № 65 в Военном форштадте — отдали греку Панаиоту Кутеску. В этом нет ничего экстраординарного, ибо на протяжении первых десятилетий существования города шли бесконечные тяжбы за спорные места, в том числе — в историческом центре. Так вот, давайте обратимся к официальной росписи местам, составленной 15 сентября 1794 года инженерной командой, проводившей межевание. В этом реестре Кутеску и в самом деле значится как новый владелец земельного участка в Военном форштадте, в IX квартале, место № 65. Никаких особых проблем с атрибуцией оного места я не усматриваю: достаточно лишь обладать некоторой эрудицией относительно истории застройки Одессы.
Так вот, искомый участок — это четная сторона по Греческой улице, в квартале между Екатерининской и Ришельевской, второй от угла, то есть место нынешнего дома № 30. Как выглядели располагавшиеся здесь строения на исходе XVIII столетия, конечно, можно себе представить — скромные, в один либо полтора, реже два этажа (как, скажем, соседний дом офицера, тоже грека, Прокопеуса — "Два Карла"), причем с глубокими и обширными сводчатыми подвалами, как раз и служившими кофейнями, харчевнями, ренсковыми погребами и проч. Из планов города 1810 — 1820-х годов видно, что когда-то принадлежавший Аспоридису участок застроен по красной линии улицы Греческой впритык к домам Прокопеуса и соседнему, с противоположной стороны, на участке № 64. Ныне стоящее здесь здание — прелестный памятник архитектуры 1890-х. Построено оно известным архитектором В.М. Кабиольским по заказу предпринимателя Клименко как доходный дом с изящными лавками в нижнем этаже. До революции тут, в частности, помещались лучший в городе винный магазин Цезаря Гинанда и крупная скобяная торговля.
Местоположение мемориальной кофейни, которым давний владелец так дорожил — как "проходным", "центральным", а следовательно, доходным местом, говорит гораздо больше, чем это может показаться на первый взгляд. В сочетании с другими данными, скажем, о расположении на пересечении Екатерининской и Полицейской (Бунина) старой хаджибейской бани (ее руины просуществовали до конца 1830-х и были зарисованы с натуры небезызвестным Карло Боссоли) эта информация принуждает пересмотреть наши прежние представления о размерах посада близ крепости Ени-Дунья. Совершенно ясно, что Хаджибей был намного обширнее, нежели нам когда-то казалось. Это подтверждается и многочисленными находками предметов материальной культуры турецко-татарского периода в районе Греческой площади, парка имени Т.Г. Шевченко и прочих местах. Это, например, глиняные курительные трубки и кальяны, грубые пиалы местного производства, фрагменты поливной керамики, разнообразные изделия из стекла, камня и металла. Очень похоже на то, что часть будущей улицы Греческой и одноименного рынка как бы репрезентует греческий район старого Хаджибея.
Как я уже рассказывал в очерке о другой предшественнице Одессы, средневековой итальянской якорной стоянке Джинестре (XIV — XV вв.), именно на перекрестке Екатерининской и Греческой улиц и близ него в 1860-е годы и позднее в ходе планировочных работ обнаружилось обширное старинное кладбище. Оно явно не могло функционировать во времена существования кофейни Аспоридиса и было частично застроено домами хаджибейского посада. Новый же — татарско-турецкий — некрополь, надо полагать, сместился в это время несколько дальше в степь. Короче говоря, сюрпризы, связанные с предысторией Одессы, продолжаются. Земляные работы в историческом центре, убежден, готовят нам еще немало впечатляющих открытий.
Олег ГУБАРЬ.
