ПРЕДИСЛОВИЕ
«У власти свой похабный этикет.
Король всегда перед народом голый.
И все же он одет… в авторитет!-
Костюм, увы, и пышный и тяжелый.
Король, срамец, идет среди двора.
Летят века – ни дна им ни покрышки.
А мы глядим. А мы вопим: «Ура!!!»
И нет средь нас наивного мальчишки.»
* * *
Так, - подумал я, - допустим.
Мальца нет, а где народ?
По всему выходит, струсил.
Как же так?... Открыл я рот…
Тут, я вроде как запнулся.
И поверьте, не совру:
Спал ли нет ли, но очнулся
Где? – Не знаю по утру.
Понемногу осмотревшись.
Очутился… (Ну дела!)
Среди граждан не одевшись.
Весь, как мама родила!
«Ни хрена себе начало!!!»
Помню, пер я напролом.
Вышиб двери… полегчало…
Дале – трон, и я на нем.
Не успел определиться.
Слышу голос: чего ждешь?
Отвечай, мол, что за птица?
Не взыщи, коли соврешь!
Постучал я по короне.
(Речь пока держу в уме)
Цыц! – ору, - сижу на троне
Не в каком-нибудь дерьме!...
Дале – слог не для печати.
Приумолк, растерян люд.
Пусть не полностью, отчасти
Поутих словесный блуд.
Тут же сходу, как ни странно,
И команду сколотил.
За дела взялись так рьяно,
Будто дьявол подрядил.
И, подкинув плюрализму,
Заморочил так мозги,
Что ни сверху и ни снизу,
Ни в окружку – а ни зги.
Глухотемень, как в подвале.
Хотя трон, глаза при мне…
Одним словом, воевали.
Было весело в стране…
Правил коротко ли, долго…
Глядь! – держава на ушах!
Как бы выразиться толком?
Одним словом, дело – швах!
А короче – привалило:
Отощал народец, мор.
И попутно накатило:
Косяком за вором – вор,
Киллер, тать, колдун, мошенник,
Сутенер и прочий сброд.
И тащится, словно пленник,
За оравой сей – народ.
По пути впадая в детство.
Обезглавив доброту,
Меты черного наследства
Обретая на ходу.
И гремит такая слава.
(Позавидуешь врагу)
Криминал признал: держава
У коррупции в долгу.
Потому как дело знает
И не спит «авторитет».
Поголовно всех «шмонает»
Сверху вниз, удержу нет.
Тащат, грабят и скупают.
Как на штурм врага идут.
МУР, естественно, «копает»:
Дескать, кто виновник тут?
Кто продукты разбазарил
И товары тормознул?...
Бомж за спички на базаре
Три с полтиною загнул!
А махра!... А папиросы!...
О «водяре» нету слов!
Так и сыпятся угрозы:
«Не нальете – будет кровь!»
И сухой закон так резво
Пробежался по стране,
Что сосед, отвеку трезвый,
День орал: «Налейте мне!»
Тягу эту к алкаголю
Испытал и я не раз.
И считаю: пить, так вволю.
Вот такой мой был указ.
Взял бумагу, расписался.
Штамп, печать… гуляй, народ!...
Трон, однако, зашатался.
Не успел открыть я рот…
Глядь! – толпа сплелась с толпою.
Свист дубинок, дым, огонь…
«Что случилось, друг, с тобою?!»
«Отойди!...Убью!... Не тронь!...»
По обличью и по цвету,
Мол, не тот, не наш, не свой!...
Вавилона давно нету.
Значит, худо с головой?
Худо, братцы, ох как худо!
Шахтерня, рабочий люд.
Все качнулись за иудой:
Мол, даешь свободный труд!
И явился враз, как в сказке,
Вот он, слышно за версту:
Что ни день молотят каски
По Горбатому мосту.
При таком провальном деле,
Я бы скрылся втихаря,
Если б рядом не сидели
Два ответственных хмыря.
Покалякали, и вижу –
Не ту песенку поют:
Пентагону и Парижу
Предпочтенье отдают.
Помню, я невольно вякнул:
Кус чужой, мол, рот дерет.
Хмырь в ответ такое брякнул –
До сих пор кондрашка бьет:
«На хрена, - орет, - нам суша
От морей и до морей!
Раскроим ее по душам
На троих и поскорей!...
Дескать, ждать и ныть негоже,
Размахнулся, так и бей.
Отступить – себе дороже.
В бой ввязался – не робей!
Тут поднять было бы впору
Нашу троицу на смех:
На распыл – такую «гору» ?!...
Как не выпить за успех?
Долго, коротко ли, спелись
Под огурчик хрусткий в рот.
К петухам как раз успели.
Пока спал честной народ.
И посыпались презенты,
Как с дерев осенний лист:
Косяками президенты
За «державный гуж» взялись.
Тащат все, кому что ближе:
Землю, воду, лес и дол.
И никто из них ни грыжу,
Ни колит не приобрел.
Я в ответ шараду выдал
И добавил: «Вашу мать!...»
Вдруг смотрю: на танке «идол!»
Как сие тут понимать?
Сединой трясет, трехпалой
Машет в ярости рукой…
И покрылся черным палом
Герб Державный за рекой…
Помню, с грохотом и свистом
Я летел какой-то миг.
Не рожден я оптимистом,
Но земли все же достиг.
Встал, гляжу: глухое место
Вроде склепа, плесень, вонь.
Дальше вижу: под навесом
Дым, котел, под ним – огонь.
Бес рогатый кочергою
Шевелит дрова в костре.
«Что за варево такое?
Для кого кипит в котле?»
Вот еще рогатых трое
Жертву тащат. Та орет.
И притом, так матом кроет –
Прямо оторопь берет…
Вытер пот, перекрестился,
Хотя с детства атеист.
Но пейзаж вдруг изменился,
Будто с горки съехал вниз.
Клетки вижу в ряд , таблички.
В клетках тварей разных смесь.
С человеческим обличьем
В голом виде все как есть.
И к тому ж, в дерьме по уши.
«Матерь божья!...» Но молчат.
И у многих из макушек
Рожки странные торчат.
Для порядка санитары
Между клетками снуют.
Кто охоч на «тары-бары».
Всем «гостинца» раздают.
Вон оно, кого тут школят,
Лечат в сушку и в котлах.
Видно жертвы того стоят.
«Ну – ка, что тут за «Гулаг?»
Ба! Знакомые все лица:
С меткой черной во весь лоб
Генеральный суетится,
Как последний в зоне жлоб.
Рядом он – трехпалый «молох»,
Прикрывает голый зад.
Видно путь его был долог
До иудиных наград.
Спец по «шокам» басни баит.
Зад блестит: мол, нате вам!
Нечистоты выгребает
И ворчит, что строит храм.
Рыжий тип (видать с приветом)
Не находит места, злясь:
Рушит клеть, мол, света нету.
Возмущен, ругает власть.
Тут же прибыль подбивает
Олигарх и «зелень» жрет.
И хотя не успевает,
Всеравно пихает в рот.
А над ним легки, прозрачны,
Как в предгрозье мошкара,
Жертвы сделок неудачных
Те, кто «зелень» жрал вчера.
Дальше вижу, чуть в сторонке,
Разглядел, правда, с трудом,
Шоумены в дикой гонке
Упражняются с дубьем.
Из потемок выбегают.
По-звериному рыча,
И дубины опускают
Сходу, истово, с плеча.
Но свалить, убить не могут
Их вселенский шоубред
Не опасен, слава богу,
Простаков живых тут нет.
Лишь повсюду движут тени.
«Как бы тут кого признать?»
Присмотрелся: вроде Ленин.
А за ним – за ратью – рать…
Впереди в роли святого
Чин известный в рост стоит.
Кто общался с самим Богом
И врагами не был бит.
И единым мрачным взором
В одну точку, в один взгляд
Зрили вниз все, где с позором
Клеток выстроился ряд.
Кто в них, я уже поведал.
И не стоит повторять.
Одним словом, все кто предал.
Им столетья умирать…
Только выбрал направленье.
И – о, боже! – предо мной
В золотистом обрамленьи
Лик державный неземной.
Человек!... Но облик дикий!...
Пышут яростью глаза!...
Мать честная! Петр Великий!...
Весь, как Божия гроза!...
Бог ты мой, какая глыба!
Прокатился страх до пят.
И как гром с небес: «На дыбу!!!»
Глядь – поглядь, и я распят!
Слышу, кости затрещали.
«Кто такому нас учил?!...»
Вдруг, как гад какой ужалил!
Заорал я: «Палачи-и-и!!!...»
Подхватился среди ночи.
Не очнулся еще весь.
Пот ручьем, орать нет мочи.
Не врубаюсь, где я есть?
Глядь: супруга шустро встала.
Прихватив с собой подушку.
Цифирь молча намотала,
То есть, звякнула в психушку.
Я, признаться , не в обиде
На жену за сей «презент»,
В сумасшедшую обитель
Я вошел как президент.
Потому, как сан имею
И увесистый кулак.
Обитатели немеют,
Когда я вхожу, вот так!...
Нас спросить читатель вправе:
Где тут правда, а где нет?
Правда – сны, но разве въяве
Мы не зрим подобный бред?
Кто, скажи мне, друг – читатель,
Нынче с психикой в ладу?
И отринет ли создатель
Нашу общую беду?
Даст ли он нам избавленье?
Ну, а сами кто мы есть?
Где нашли себе спасенье?
Куда делись ум и честь?
В окна смотрим сквозь решетки.
Дверь – и танк не прошибет.
За детей дрожим, за шмотки.
Кто так нынче не живет?
«Но зато вы все свободны, -
Говорят нам господа, -
Поезжай, куда угодно,
И летай туда – сюда.
Ах, у вас в кармане пусто?
Зато выбор есть, права:
Голодовка, скажем, с чувством,
Когда кончились слова.
Побездельничать свободно.
Разве плохо помолчать?
Не грешно, если угодно.
Когда бьют, и покричать.
Говорите, что вам больно!
Не дают даже кричать?
На сей счет любому вольно
В суд пойти – права качать.
Власть не та? - Разве не сами?
Тогда кто голосовал:
И руками и ногами
«Слуг не тех» на верх толкал?...
Вы молчите, и я тоже
Помолчать вроде не прочь.
Но, опять же, кто поможет
Эти бредни превозмочь?
«Мишка был, Борис, Владимир
Правит трезвой головой.
И народ пока не вымер.
На пределе, но живой.
Мишка свял, Борис по-барски
Весь охраной окружен.
Не подсуден он: по-царски
Одарен и поощрен.
Но звонят колокола
По чью душу? Чьи дела?
Слух прошел: «Прозрели Боги:
Не послушны Боре ноги.
Одна крива, друга еле.
Да и сам весь на пределе…»
Скажут мне: сгустил, мол краски.
Жизнь не скуксилась, идет.
Да, идет… под черной маской,
Валит задом наперед…
Правда это или сказка.
Кто с башкой, тот разберет.
П О С Л Е С Л О В И Е
«Зову я смерть, мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянье.
Над простотой глумяшуюся ложь.
Ничтожество в роскошном одеянье»
* * *
Я подожду пока и не зову.
Она везде, как тень, за нами бродит.
Я бесов вижу здесь и наяву.
Все как один пекутся о народе.
И в том числе, конечно, обо мне.
Но радость от забот их в жизни гиблой
Я ощущаю разве что во сне,
В краях, где бесам память не отшибло.
У нашенских земных – наоборот:
Беспамятных, с рогами и без оных,
Пиявками всосавшихся в народ.
Поскольку без него – ни почестей,ни тронов.
И почерк их так вьедлив и неистов,
Так изворотлив, нагл и так хитер,
Что даже тех, кто гнал и бил фашистов,
Считают оккупантами с тех пор!
Их нынче тьма–«друзей антифашистов»,
Вознесших в поднебесье триколор.
Им все равно:«расистам» ли,«нашистам»,
Кто на кого под флагом этим пер.
И потому так дружно, так ретиво
(Неважно на кого) оравой прут.
Нашли «фашизм домашнего розлива»,
А крикни: «Фас!» И фюрера найдут!
Кто движет «вал»? Намечены чьи души?
Распорядится кто? И чьей судьбой?...
Не ножки вижу я, а ушки Буша.
Над куцей узколобою толпой.
Где это было? Чья о том забота?
Каких властителей свобод и судных дней?
Идею обесчестить, а работы
Борцам подобным не было родней.
«Порядок новый».Что ж! Знакомый почерк.
Им не стоять «на огненной черте».
Их на Рейхстаге жжет солдатский росчерк.
В святой, как Правда, чистой простоте!
И этой правде нет альтернативы.
Как нет ровни величью тех времен!...
Все явственней надгробные мотивы
Под шорохи «опущенных» знамен.
_____